17.10.2011 в 10:11
730 слов
Дома Цуна придумал много причин для того, чтобы прийти сюда, но сейчас не мог вспомнить ни одной. Зачем, ну зачем надо было приходить? Занзас прихлопнет его, как муху.
Легко было жалеть Занзаса, пока он находился на расстоянии нескольких кварталов. Но перед дверью в его палату жалеть его уже не хотелось, хотелось сбежать подальше.
Цуна бы ушел, если б не опасался, что дома жалость опять возьмет верх над разумом. Бродить туда-сюда между домом и больницей, не решаясь что-то предпринять, - слишком глупо даже для него. В конце концов, это ведь он отправил Занзаса на больничную койку, хоть в это и трудно было сейчас поверить.
Цуна все-таки открыл дверь. И вздохнул с облегчением: Занзас спал.
Дома Цуна долго высчитывал, терзал вопросами Реборна - на которые тот предпочитал не отвечать - и с удивлением понял, что фактически Занзас не намного старше его самого. Варийцы - те были взрослыми. А Занзас, потерявший восемь лет жизни, остался подростком.
Цуна был уверен, что лед прорыва точки нуля - это все равно, что наркоз, человек во льду ничего не чувствует и, очнувшись, ничего не вспомнит. Девятый ни за что не заморозил бы сына, если б тот в заморозке мог бы что-то осознавать. Так ведь и с ума сойти недолго.
Хотя иногда отцы забывать подумать о том, что чувствуют их сыновья, это Цуна знал не понаслышке.
А у Занзаса и отец не родной.
Да еще и мама отдала его чужим людям.
Цуна знал, скажи он об этом вслух, его бы засмеяли, но жалел он Занзаса ужасно.
А тот спал.
Стульев для посетителей здесь почему-то не было, и Цуна неловко примостился на краю кровати. От Занзаса шел ощутимый жар.
Понятно, что ему плохо, что он болен, но Цуне нравилось это тепло - будто от печки.
А лицо у Занзаса и правда было не слишком взрослое. В шрамах, недоброе, но мальчишеское совсем. Раньше Цуна этого не замечал, слишком боялся.
Интересно, Занзас уже бреется? В шестнадцать, наверное, уже пора. Но по виду не слишком было похоже.
Цуна, осмелев, дотронулся до щеки Занзаса - горячей, чуть влажной от пота. И тотчас отдернул руку.
Занзас открыл глаза.
Взгляд его был таким измученным, что Цуна как-то забыл испугаться.
То есть он испугался, но не за себя.
- Ты как? - сказал Цуна торопливо. - Позвать врача?
Тот молчал. Цуне было не по себе. Лучше бы Занзас орал или пытался убить.
И это ведь ему после заморозки так плохо. Цуна плохо помнил их бой, но из его воспоминаний выходило, что Занзаса невозможно было остановить. Его остановил только прорыв точки нуля.
А вот когда варийцы его разморозили, он свалился и, кажется, так больше и не вставал. Разве что с кольцом ненадолго.
Цуна чувствовал себя виноватым из-за этого. Если б он заранее знал, что почти убьет соперника, то, наверное, не решился бы.
Цуна проправил простыню, которой был укрыт Занзас, и вздохнул.
Ну, и что теперь делать?
Измученные, совсем больные глаза, спекшиеся губы, бисеринки пота на висках. Растрепанные, спутанные волосы.
- Ты пить хочешь? - придумал, наконец, Цуна.
Занзас все так же молчал.
Ответа Цуна, в общем-то, и не ждал. Если б Занзас был в состоянии говорить, тут бы уже мат до потолка стоял. Он классно ругался по-японски, Цуна и половины этих выражений раньше не слышал.
Цуна приподнял Занзасу голову, поднес стакан к его губам. Наклонил стакан, чтобы смочить Занзасу губы, но не рассчитал и пролил.
Вода потекла по щеке и подбородку.
- Прости, - сказал Цуна. - Я... Прости.
Занзас шевельнулся. Приподнялся на локте и стал пить.
Зубы его стукались об край стакана: то ли у Цуны рука дрожала, то ли самого Занзаса трясло.
Он одолел полстакана и снова лег. Закрыл глаза. Кажется, это означало: "проваливай".
- Ты прости, - сказал Цуна, снова пристроившись на краю кровати. - Я не хотел ничего у тебя отбирать, правда, не хотел. Но за нас уже давно все решили. Ты же понимаешь. Это даже я понимаю.
Занзас снова приоткрыл глаза и глянул на него. И Цуна снова не испугался. Наверное, невозможно одновременно жалеть и бояться.
- Тебе плохо, да? Позвать врача?
- Мусор, - выговорил Занзас с трудом, - заткнись. Сиди тихо.
Цуна послушно заткнулся. Все равно он не знал, что сказать.
Осторожно он взял Занзаса за руку. Занзас не пошевелился, хотя Цуна думал, что руку тот отнимет.
Но, может, Занзас был не против. Или ему было наплевать.
Цуна решил пока не уходить. Вдруг Занзасу что-нибудь понадобится. Еще воды, например. Или поговорить. Или еще что-нибудь.
Цуна чувствовал себя здесь почему-то уверенней и сильнее, чем обычно. Почти как в гиперрежиме.
Уходить не хотелось.
URL комментарияДома Цуна придумал много причин для того, чтобы прийти сюда, но сейчас не мог вспомнить ни одной. Зачем, ну зачем надо было приходить? Занзас прихлопнет его, как муху.
Легко было жалеть Занзаса, пока он находился на расстоянии нескольких кварталов. Но перед дверью в его палату жалеть его уже не хотелось, хотелось сбежать подальше.
Цуна бы ушел, если б не опасался, что дома жалость опять возьмет верх над разумом. Бродить туда-сюда между домом и больницей, не решаясь что-то предпринять, - слишком глупо даже для него. В конце концов, это ведь он отправил Занзаса на больничную койку, хоть в это и трудно было сейчас поверить.
Цуна все-таки открыл дверь. И вздохнул с облегчением: Занзас спал.
Дома Цуна долго высчитывал, терзал вопросами Реборна - на которые тот предпочитал не отвечать - и с удивлением понял, что фактически Занзас не намного старше его самого. Варийцы - те были взрослыми. А Занзас, потерявший восемь лет жизни, остался подростком.
Цуна был уверен, что лед прорыва точки нуля - это все равно, что наркоз, человек во льду ничего не чувствует и, очнувшись, ничего не вспомнит. Девятый ни за что не заморозил бы сына, если б тот в заморозке мог бы что-то осознавать. Так ведь и с ума сойти недолго.
Хотя иногда отцы забывать подумать о том, что чувствуют их сыновья, это Цуна знал не понаслышке.
А у Занзаса и отец не родной.
Да еще и мама отдала его чужим людям.
Цуна знал, скажи он об этом вслух, его бы засмеяли, но жалел он Занзаса ужасно.
А тот спал.
Стульев для посетителей здесь почему-то не было, и Цуна неловко примостился на краю кровати. От Занзаса шел ощутимый жар.
Понятно, что ему плохо, что он болен, но Цуне нравилось это тепло - будто от печки.
А лицо у Занзаса и правда было не слишком взрослое. В шрамах, недоброе, но мальчишеское совсем. Раньше Цуна этого не замечал, слишком боялся.
Интересно, Занзас уже бреется? В шестнадцать, наверное, уже пора. Но по виду не слишком было похоже.
Цуна, осмелев, дотронулся до щеки Занзаса - горячей, чуть влажной от пота. И тотчас отдернул руку.
Занзас открыл глаза.
Взгляд его был таким измученным, что Цуна как-то забыл испугаться.
То есть он испугался, но не за себя.
- Ты как? - сказал Цуна торопливо. - Позвать врача?
Тот молчал. Цуне было не по себе. Лучше бы Занзас орал или пытался убить.
И это ведь ему после заморозки так плохо. Цуна плохо помнил их бой, но из его воспоминаний выходило, что Занзаса невозможно было остановить. Его остановил только прорыв точки нуля.
А вот когда варийцы его разморозили, он свалился и, кажется, так больше и не вставал. Разве что с кольцом ненадолго.
Цуна чувствовал себя виноватым из-за этого. Если б он заранее знал, что почти убьет соперника, то, наверное, не решился бы.
Цуна проправил простыню, которой был укрыт Занзас, и вздохнул.
Ну, и что теперь делать?
Измученные, совсем больные глаза, спекшиеся губы, бисеринки пота на висках. Растрепанные, спутанные волосы.
- Ты пить хочешь? - придумал, наконец, Цуна.
Занзас все так же молчал.
Ответа Цуна, в общем-то, и не ждал. Если б Занзас был в состоянии говорить, тут бы уже мат до потолка стоял. Он классно ругался по-японски, Цуна и половины этих выражений раньше не слышал.
Цуна приподнял Занзасу голову, поднес стакан к его губам. Наклонил стакан, чтобы смочить Занзасу губы, но не рассчитал и пролил.
Вода потекла по щеке и подбородку.
- Прости, - сказал Цуна. - Я... Прости.
Занзас шевельнулся. Приподнялся на локте и стал пить.
Зубы его стукались об край стакана: то ли у Цуны рука дрожала, то ли самого Занзаса трясло.
Он одолел полстакана и снова лег. Закрыл глаза. Кажется, это означало: "проваливай".
- Ты прости, - сказал Цуна, снова пристроившись на краю кровати. - Я не хотел ничего у тебя отбирать, правда, не хотел. Но за нас уже давно все решили. Ты же понимаешь. Это даже я понимаю.
Занзас снова приоткрыл глаза и глянул на него. И Цуна снова не испугался. Наверное, невозможно одновременно жалеть и бояться.
- Тебе плохо, да? Позвать врача?
- Мусор, - выговорил Занзас с трудом, - заткнись. Сиди тихо.
Цуна послушно заткнулся. Все равно он не знал, что сказать.
Осторожно он взял Занзаса за руку. Занзас не пошевелился, хотя Цуна думал, что руку тот отнимет.
Но, может, Занзас был не против. Или ему было наплевать.
Цуна решил пока не уходить. Вдруг Занзасу что-нибудь понадобится. Еще воды, например. Или поговорить. Или еще что-нибудь.
Цуна чувствовал себя здесь почему-то уверенней и сильнее, чем обычно. Почти как в гиперрежиме.
Уходить не хотелось.